— Хотите купить фотографию? — официантка поставила перед Антоном чашку американо и блюдце с куском пирога.
— Да-а, — задумчиво протянул Антон. — Что-нибудь с лесом. Поможете мне выбрать?
Антон встал и потянул ее к фотографиям.
— Леса здесь красивые, но странные. А вы любите лес? — кокетливо улыбнулась она.
— Люблю ли я странный лес?.. — Антон разглядывал фотографии. — Да черт его знает. Я вас, кстати, спросить хотел, почему ваше кафе так называется? “Чальмны Варэ”… Это, наверное, что-нибудь значит?
— А ведь вы, голубчик, знаете, что это значит, — засмеялись у Антона за спиной. — Знаете, а перед девушкой прикидываетесь.
Антон оглянулся: за его столиком сидел крупный лысоватый мужчина средних лет в темном полосатом костюме, в светлой рубашке в полоску и полосатом галстуке.
— Ухи нам из семги пару, Анечка, и водочки графинчик сразу, — движением руки он отослал официантку и похлопал ладонью по столу, призывая Антона.
Точно в беспамятстве, Антон подошел к столу, сел на свое место и положил руки на скатерть. Напротив его худых нервных пальцев лежали толстые, казалось, масляные руки незнакомца, на среднем пальце левой руки горела золотая печатка.
— Маркарян. Иннокентий Витальевич. Здесь как частное лицо, — неожиданный гость протянул Антону крепкую руку.
— Антон, — протянул он руку в ответ и, как бы запнувшись, добавил: — Непомнящий.
— Выпьем за знакомство!
Маркарян ловко подхватил у официантки запотевший графинчик, разлил по рюмкам холодную, казалось, густую водку, стукнул рюмку Антона, одновременно подмигнув ему ничего не выражающим левым глазом, и — опрокинули.
— Надеюсь, это у вас не псевдоним? Не больно-то вы похожи на поэта. — Тут Маркарян весело захрюкал, пряча лицо в кулак.
— Это всего лишь фамилия… — начал отвечать Антон, но Маркарян уже не слушал его. Он резко оборвал смех и сухо спросил:
— Ты почему не позвонил мне, как договаривались?
Нагловатый тон Маркаряна был неприятен Антону. Конечно, по работе со всяким хамлом приходилось сталкиваться, но тут все пошло как-то уж слишком неожиданно и резко.
— А вы правозащитник или кто? Я бы хотел поговорить о Лембоеве.
— Какое вам дело до Лембоева, голубчик? Вам и вашему редактору! Несчастный человек, обиженный властями, государством. Нет, надо гнать, надо травить… — глаза Маркаряна наливались кровью.
— Вы не понимаете, я журналист, мне нужна правда. Вы хотите сказать, что это была нелепая случайность?
— А вы как понимаете?
— Ну так же, да. Наверняка этот ваш Степан — алкарик, тихий сумасшедший с тягой к художествам. Выкрасил машину — и привет. — Антон быстро захмелел с голодухи и его понесло. — Это же такой русский анекдот, нормальный наш идиотизм отечественный, ну и с дерьмом, как без этого. Нет, нужно чертей, нужно бесов, нужно мистическую подоплеку каждому говну найти.
— А вы что, в русских чертей не верите? При такой-то работе! А вы знаете, что у Степана в роду три поколения колдунов?
— Чего? — открыл рот Антон. — Три поколения чего?
— Колдунов, — спокойно подтвердил Маркарян. — Порядочный колдун, когда видит, что кругом бардак, он что делает?
— Что? — шепотом повторил Антон.
— Обряд очищения. Древний обряд очищения…
— Нечистотами, — закончил Антон. — Откуда вы? Вы здесь как появились вообще?
— Я здесь, как надо, появился. Вот ты мне не позвонил, нехорошо, голубчик. Если мы с тобой договариваемся, надо выполнять. Но к делу. О Лембоеве мы и так все знаем, другой вопрос — как быть с вещицей?
— Какой вещицей?
— Той, которая тебя сюда привела. Такая бесполезная вещица, — снова засмеялся Маркарян. — Такой клочочек бумажки, изрисованный студентом-троечником. Ты же все равно не знаешь, что с ней делать. Отдай ее мне.
“Уж лучше бы по голове дали, — подумал Антон. — Как бы отсюда сбежать?”
— Я не за бесплатно, голубчик. Я же все понимаю. Живешь ты не так, как заслуживаешь. Где те машины, где те женщины, где тот почет и уважение? Скука, тоска, дешевые ботинки, часы… да все дешевое, Антон. Работа курам на смех, НЛО — хренэло. Сорок тысяч.
Антона всего передернуло, ему захотелось отодвинуться от Маркаряна, как от одержимого. Он почувствовал, что снова погружается в какой-то бред, назойливый, душный кошмар. Даже желудок, ошпаренный водкой, скрутило и прижало к позвоночнику.
— Долларов, долларов, — захихикал Маркарян, наблюдая реакцию Антона. — Ты не бойся, голубчик, не обижу.
— Вы кто? Сумасшедший? Я не понимаю, о чем вы говорите. У меня работа, может, и мелковата, но с сумасшедшими приходилось сталкиваться, вашу породу знаю. И в редакцию отзваниваюсь постоянно, там знают, куда я поехал, с кем и где встречаюсь. Так что я сейчас ухожу, а…
— Семьдесят пять, — перебил его Маркарян и добавил просительно: — Подумайте, не отказывайтесь сразу. Вы не смотрите, что я наседаю или угрожаю чем-то. Характер такой. Резковат, каюсь. А вот и ушица!
Подошла официантка, поставила перед ними две дымящиеся тарелки с прозрачной ухой, над столом разлился богатый запах семги.
— Приятного аппетита, — сказал со стены медведь механическим голосом и мигнул глазами; это сразу успокоило Антона.
— Спасибо, — машинально ответил он, сел на место и погрузил ложку в горячее варево. — Странное место вы выбрали для встречи, Иннокентий Витальевич.
— Готовят хорошо, тихо здесь, чисто, — по-человечески ответил Маркарян. — Давайте поедим, она того стоит, ушица-то.
Ушица и правда того стоила. Антон быстро проглотил полтарелки. Они еще выпили. Доедал он уже медленнее, смакуя каждую ложку, а сам между тем размышлял.
“Маркарян этот, конечно, не случайный господин, никакой не правозащитник, конечно. Откуда он знает, что у Антона есть эта непонятная карта? И главное — что он про нее знает? Надо бы поторговаться с ним, поторговаться и выведать побольше, я все-таки журналист, профессионал, кто бы что ни думал”.
— Хорошие деньги, — заговорил Антон. — Хорошие. На лесопилке зарабатываете?
— Уважаю, — понимающе сощурился Маркарян. — Информация — ваше все. У тебя, Антон, может, информации этой столько… — глаза Маркаряна жадно и недобро заблестели. — Горы, реки, леса — это, голубчик, как страну на себе носить, такое и тех, что посильнее тебя, придавливало. А что с ней делать, вы знаете? С информацией, голубчик, надо уметь обращаться.
“Да уж как-нибудь разберусь. Тоже мне лоха нашел”, — подумал Антон. В голове у него дрожал вопрос: спросить про карту прямо или нет? Ведь ходит Маркарян кругами, как леший, намекает… И хочется спросить, рубануть прямо. И страшно: кажется, что если это “частное лицо” так прямо и услышит “карта”, то случится что-то, что уже не поправить. Мысли Антона путались, будто блуждал он по лесу и не находил своей тропы. Кто он, Антон Н-н-непомнящий? Не так уж просто теперь ответить на этот вопрос, когда жизнь раздваивается, тащит тебя сама за тридевять земель куда глаза глядят. “Стоп! — Антон попытался взять себя в руки. — Самый простой ответ будет самым верным. Кто я, Антон Непомнящий? Специалист по связям с общественностью. Я создаю общественное мнение. Я никогда не должен защищаться. Я должен нападать!”
Антон доел уху и отодвинул тарелку в сторону.
— Что с Лембоевым случилось, мы выяснили. А что с мэром, не подскажете?
— А что с мэром? Аппендицит — чума двадцать первого века. Пил человек и не закусывал. То есть закусывал, конечно… Бюджетиками, дотациями, национальными богатствами. С такого, бывает, и проносит. В России, знаете ли, долго запрягают, да быстро под гору летят. Хех!
— А вы что же, социалист? За Россию радеете?
— Это вы, голубчик, социалист, раз от таких денег отказываетесь. Вашим социализмом объясняется же и ваше недоумение по поводу метаисторической акции Степана Лембоева. Слыхали когда-нибудь историю о медвежатнике, который оставил возле сейфа “кучу” в качестве эквивалента украденного. Так и мы, новые хозяева земли карельской, переводим добро на говно.
Маркарян утер расплывшиеся в самодовольной улыбке губы салфеткой, скомкал ее и бросил в пустую тарелку Антона.
— Они ведь тут что, — вдохновенно продолжил он. — Нойды, саамы, сёй, сёй… Россию Север спасет… Подморозить, чтоб не сгнило, так сказать. А мы нойдов этих, голубчик, на лесопилке под зубастые колеса кубометрами, кубогектарами пускаем. Все эти души берез, глаза лесов, сердца камней. Все эти ваши метафоры. Россия — страна сентиментальных метафор, уподоблений… Все приблизительно, за тридевять земель, после дождичка в четверг, куда глаза глядят… Где все это? А нигде. Небесная Россия. Прощальный пароход с философами. Все вывернуто наизнанку, все не то, чем кажется. Встречаешь бомжа — а он вовсе и не бомж, встречаешь правозащитника — а он…
